Но уже через минуту ею овладел приступ самобичевания. «Кого ты пытаешься обмануть, Пенелопа Каролина Оуэн? — горько спросила она себя, потянувшись за полотенцем. — Ведь все это ты затеяла ради него. Ради Джона Миллера, не так ли?»
Ее пугала странная власть, которую имел над ней этот мужчина. В конце концов, она не ошалевший подросток-несмышленыш, чтобы придти в экстаз только от его загорелого тела, волосатой мускулистой груди и непреклонного нрава. Это когда Пенни была совсем юной, восторженной и мечтательной девчонкой, она полагала, что страстное физическое влечение к мужчине неотделимо от любви и ведет к брачному союзу. К сожалению, и она это знала теперь наверняка, жизнь зачастую далека от подобных девичьих фантазий. Единственный человек, за которого Пенни чуть было не выскочила замуж, отнюдь не возбуждал у нее страстного желания физической близости. Симон был крупный здоровый мужчина с мясистым лицом и уже намечавшимся брюшком. Все его разговоры сводились к управлению финансами и обсуждению очередных каверз налоговой инспекции. Его ухаживания были поспешными, сухими и предсказуемыми. Пенни уже тогда казалось, что в их отношениях чего-то не хватает. И сейчас она поклясться была готова, что правильно сделала, расторгнув помолвку. Но воистину, наказанием за это было то страстное влечение, которое она испытывала к мужчине, который как личность был ей отвратителен. Каждая стычка между ними, из которой он выходил победителем, только усиливала это чувство. Его постоянные попытки навязать свою волю, заставить делать то, что он пожелает, вызывали у нее сильнейший внутренний протест. Взять хотя бы сегодняшнее свидание. Она не хотела — он настоял! «Я ненавижу, ненавижу, ненавижу его!», пафос этих мыслей возвышал ее в собственных глазах. «Ну тогда почему же, стоит только ему появиться, я чувствую себя так, будто только что родилась на свет? Почему только в его присутствии я живу так трепетно и полно, о чем раньше и подумать не могла, что это возможно?»
Застонав от возмущения, Пенни попыталась выбросить из головы зеленые глаза и насмешливую улыбку Джона Миллера. Намыливая голову, она продолжала убеждать себя: «Не валяй дурака, Пенни! То, что он поцеловал тебя пару раз, еще совсем не значит, что у него с тобой что-то серьезное. А кроме того, он ведь тебе отвратителен, не так ли?»
«Все равно, — думала она, смывая шампунь, — тебе не повредит, если ты будешь хорошо выглядеть сегодня вечером».
И часам к десяти вечера она действительно прекрасно выглядела. Ее гость предупредил, что заглянет после ужина, не уточнив времени. Пенни решила разыграть сцену встречи по-своему. Она поставила на плиту кофейник, а яблочный пирог со взбитыми сливками разместила на блюде в центре стола. В какой бы миг ни появился Джон, она как ни в чем не бывало встанет из-за стола и скажет: «Я как раз заканчиваю с десертом. Хочешь ко мне присоединиться?» А когда он наконец убедится в ее твердой решимости оставить за собой эти земли, может быть, их отношения и наладятся. Без сомнения, пирог придется Джону по вкусу, они присядут на софу и станут обсуждать намерения Пенни, и вдруг он прижмет ее к себе, обнимет и поцелует…
Примерно так рассуждала хозяйка Мерривилля, но в этот момент воображение перестало подбрасывать ей новые идеи и она переключилась на более прозаическое занятие — принялась подогревать кофе.
Затем Пенни критическим взглядом окинула результаты своих трудов и, нечего скрывать, осталась ими весьма довольна. Уборка явно пошла на пользу ее маленькому домику. Комната выглядела уютной и гостеприимной. В ее центре под сине-белой клетчатой скатертью возвышался стол, середину которого и занимал мирно покоившийся на блюде пирог. Электрический свет мягко отражался в синих и белых чашках, искрился в гранях хрустальных бокалов. Венчал композицию элегантный букет желтых и белых маргариток. Даже слегка потертой софе удалось придать привлекательный вид, разбросав по ней вышитые подушки. «Ничего лишнего, подумала Пенни. — Все готово к приему». Закончив обзор позиций, девушка сосредоточила внимание на собственной внешности. В душе она тешила себя надеждой, что попытка придать себе элегантность специально для этого визита не будет выглядеть слишком очевидной. Действительно, что ей мешало каждый вечер надевать эту нарядную белую блузку и яркую юбку, усыпанную диковинными цветами? И макияж ее — коричневые тени, абрикосового цвета помада, румяна — все было в тон и нанесено крайне умеренно. И даже золотые сережки с капельками жемчуга могли оказаться на ней в этот вечер совершенно случайно…
Отложив приличный кусок пирога, она расположилась у края стола и стала ожидать. К половине одиннадцатого ей уже дважды пришлось прихорашиваться у зеркала. К одиннадцати ее прекрасный пирог потерял очарование свежести и съежился на блюде. Но только к полуночи Пенни, наконец, решилась взглянуть правде в глаза.
— Проклятый Джон Миллер! — вскричала она, вскакивая со стула и со всего маху влепив затрещину по ни в чем не повинному столу. — Он вообще не явится! Он меня надул! Если он еще когда-нибудь покажет здесь свой нос, я ему такое устрою…
Но Джон, казалось, и вовсе забыл о существовании своей соседки. Всю неделю после этого вечера она злилась и кипела, отчаянно желала случайной встречи с ним, но кроме единственного раза, когда он стремительно промелькнул мимо на велосипеде, не забыв при этом приветственно сделать ручкой, она его так и не увидела. Дважды, когда раздавался звонок в дверь, сердце Пенни замирало в надежде, но всякий раз это был не он. Ни Сара Маккендрик с корзиной овощей и огромным куском пирога, ни пастор, приходивший пригласить ее на службу — никто не принес ей даже весточки от ее врага. Конечно, Пенни была благодарна им за участие, ее не могла оставить равнодушной их доброта, но болезненное чувство одиночества с новой силой охватывало ее, лишь только за очередным посетителем захлопывалась дверь. Она ожидала не их. Только один человек был нужен ей. Только он смог бы разогнать печаль, накопившуюся в ее душе. Но, и в этом была вся беда, Пенни со своими проблемами была ему абсолютно безразлична.